Раз: про рок,
Два: про прок.
1914 год

Когда едва не съехал мир умишком.
И допотопный топот ног — я тоже помню,
Когда небесные копыта мне едва-едва
Не растоптали все гражданские права
Одни оставив яйца в качестве ошибки.
И всё же, шутки прочь, и прочь улыбки.
Есть вещи, о которых — грех шутить.
Молчите скрипки! И заткнитесь трубки!
Весь мир — орех, и люди в нём скорлупки.
А потому — оставим глупый тон, пардон,
И скажем раз и навсегда:
Пришла пора. Пришла беда. Какие муки! А потому
Давайте о серьёзном говорить таким загробным тоном,
Чтобы от скуки сдохли все. Не только мухи, даже автор.
Но впрочем, он, без лишних слов — готов сию минуту.
Отправиться, хоть бо́сым, хоть обутым,
В последний путь, куда-нибудь.
Но только прежде впрок — один урок, семь кратких строк,
Оставить по себе. Как памятку надежде.
Итак, я стих.
Послушайте последний стих. Отчасти, первый.
Вполголоса, и сдерживая смех. Очень осторожно.
Возможно, он — чуть приоткроет дверь от века,
Куда уходит всякий зверь, не исключая человека.
 Итак, послушайте. Бог в мир пришёл. Была там темнота.
 Кромешная, совсем не та, что ныне,
 При отце и сыне,
 И дух святой над водами носился, конечно, это лестно...
 Откуда там была вода... нам точно не известно,
 Но если уж была, так значит, кое-кто её туда налил.
 Ну а теперь ответь нам, братец, кем ты до потопа был?
1922 год

Был бог, и кое-что вокруг, без рук и ног,
Была при боге жизнь и смерть.
Ещё печаль, отличное начало,
Но главное — ещё не прозвучало.
 Тогда, теперь, и навсегда,
 Была вода, над ней летала смерть.
 Как дух святой над лесополосой...
 У смерти той — был бес...,
 Один. И были черти,
 Как тень от ангела небес,
 И чёрте-что ещё
 Было у смерти...,
 Но всё же главным был тот бес,
 Который рос, и креп, и вес...,
 И всё бес смерти: жил, и выл,
 Поскольку тот бес смертник был.
Пусть минула с тех пор тысячелетий тьма,
Бес смертник всё живой... — вот горе от ума!
1919 год

 Он в ответ мне — промолчал,
 Видно, не нашёл аргумента,
 Но квартального — прислал
 Ради актуальности момента.
1916 год

Был бы с проком тот намёк,
Не было бы этих строк,
Был бы не урок ― порок,
 Без порока ― не пророк,
 А пророк ― порока.
1914 год

Растёт крестовник под крестом...,
Но я, простите, не о том...
  Пилата звали прокуратор,
  Он от природы был оратор,
  Оральный мастер был Пилат,
  И молотил он ― всё подряд.
 А впрочем, бог ведь с ним, с Пилатом,
 Не будем больше ― о былом,
 Пускай займётся им ― ана́том,
 Затем займётся ― анато́м,
 А я, оставшись неженатым...
 Прервусь на полуслове пятом,
 Опять, простите, не о том...
Оставим громкие слова,
Сейчас скажу, зачем я начал...
К чему клонил, о чём судачил...
 Мораль сей басни такова
 Пускай ругается то́т матом,
 Кого профессия ― ана́том.
1920 год

Бродит жирная купчиха
И мечтает про ерша.
 Посреди другой аллеи
 Тихо листья шевеля
 Ходит попадья в ливрее
 И мечтает про шмеля.
Если б встретил их тогда я
Шумно листья вороша,
Не бродили бы, мечтая,
Про шмеля или ерша.
1909 год

Пока кривлялся я, и пел на сцене,
Ты несколько ненужных поколений
― Пришёл, увидел, перебил.
1916 год

Нам бревно дано одно,
И оно ― судья нам строгий...
 Ну, давай начистоту,
 Скажем, как пред аналоем,
 Паразиты мы с тобою,
 Оба канем ― в пустоту.
Зверь ты, или человек,
И растение любое:
Всё исчезнет, всё живое,
Меньше века длится век.
 В небе лёд, под небом праздность,
 Все размечены черты...
 Мытарь я, а мытник ― ты,
 Вот и вся меж нами разность.
1919 год